Я пью в компании моих друзей, причём состав компании постоянно меняется. Был у нас в своё время такой соревновательный обычай - перепить друг друга.
В какой-то момент я обнаруживаю себя в старой московской квартире, сидящим в эркере. Я даже могу определить, что этот дом стоит - в переулке наискосок от знаменитого плакатного здания "Нигде кроме, как в Моссельпроме", известного так же тем, что в нём творил очень русский художник Глазунов.
Такого здания там нет, но всё же я сижу в нём за столом, и лысый человек напротив наливает мне вино.
Я охотно делюсь с ним эпизодами боевой молодости.
- И тут на нас пошли бронемашины!.. Я был оставлен со своими солдатами на пересечении дорог - сторожить тропу - и увидел их первым... - стучу я кулаком по столу.
- А ты знаешь N? - перебивает меня собеседник, по всему - хозяин.
Я отпускаю какую-то шуточку по адресу этого, незнакомого мне N, которую я запомнил с чужих слов. Шутка обидна и пошла, но помимо воли срывается у меня с губ.
- Так вот это - я, - говорит лысый. - Но ты не пугайся, я тебя люблю, потому что ты бывалый человек, и мы с тобой так хорошо пьём. Проси у меня что хочешь!
Я мнусь, и тогда собутыльник сообщает, что его мать большой человек в мире кино, и если я соглашусь, то в мгновенье ока буду студентом ВГИКа. Однако я знаю, что уже имеющееся у меня высшее образование может помешать моему поступлению. Несмотря на это, очень хочется печатать умные статьи в толстом журнале "Искусство кино", который я регулярно получаю до востребования в почтовом отделении на Арбате.
Между тем, комната заполняется людьми. Они довольно хорошо одеты, и мы с лысым пьяницей кажемся белыми воронами.
Откуда-то выходит мать лысого человека, сексапильная женщина лет сорока. Она уже знает обо мне и протягивает какие-то бумаги.
Я внимательно разглядываю их и вижу, что это бланки-заявления о приёме во ВГИК.
- Сдадите экзамены и вперёд! - произносит дама.
И вдруг я обижаюсь. Ну и сон!
При этой его сказочности и свободе я ещё должен экзамены сдавать!
Я заметил, что во всех этих снах чрезвычайно много милитаризма.
Однако, несмотря на вышесказанный милитаризм, я записал эти сновидения. Основная их ценность - в подлинности. Увидев первое, я в ужасе проснулся, сделал запись в тетрадь, но увидев второе - забегал, смятенный, по комнате.
Сны были весомы, грубы и зримы.