А жил я в иностранном городе К. ниже уровня земли, вернее спал как Ленин в Мавзолее - ниже травы во внутреннем дворике. А, облокотившись на подоконник, можнобыло видеть, как по стебельку бежит акой-то странный жучок, суча своими хваталами и жевалами.
Белки приходили воровать мои мюсли.
В спину мне говорило радио. От него исходил звук дребезжащей войны, дрожание этого звука, скорогоговорки и плавная речь, заунывное и прерывистое восточное пение.
Моление каких-то неизвестных детей, и тут же суровый голос иранского радио на русском языке. Я был на странном жизненном перепутье.
Кажется, Блаженный Августин писал (я это знаю с чужих слов), что самый страшный порок - это отчаяние, потому что оно всегда преждевременно. Ему вторил герой одной военной повести, что говорил: "Не дрейфь, лейтенант, будет ещё хуже".
Извините, если кого обидел.