История про раскраски

.

История с этими мгновениями вышла куда примечательнее. Чем я думал с самого начала. Я, впрочем, лицо частное и не статью в газету пишу - этих статей написано уже сотня штук и одна из них краше другой. Но, как ни странно, вся эта история с цветным вариантом "Семнадцати мгновений весны" гораздо поучительнее, чем эмоциональные обсуждения в Сети. Но тут надо разделить вопросы на этические и эстетические.

Этические понятны:
- За чьи деньги это сделано? (Я документов не видал, но говорят, что это $2,5М). Если за мои, как налогоплательщика, то один расклад, и у меня один градус требований. Если за свои или деньги рискнувшего продюсера - расклад другой. Например, мне в голову не придёт топать на начинающих кинематографистов, что на коленке, в гараже, за свои деньги сняли фильм в духе некрореалистов. Чур меня, чур.
- Нет ли тут какого подвоха, вроде закупленных на корню монопольных прав, в результате которого доступ на рынок чёрно-белого варианта будет затруднён?
- Качество работы (оно в моём Отечестве отчего-то обратно пропорционально количеству затраченных денег). Уже сейчас придирчивые зрители находят что-то непокрашенное, покрашенное не так, не те лампасы и прочие мелочи.
- Ну и не стоило монтировать вслед фильму режиссёра оригинальной версии Лиознову, что говорит уже плохо, но произносит защитительные слова. Это как заложника в окне ментам показывать.

Эстетические вопросы куда интереснее:
- До какой степени можно вмешиваться в оригинал? Это такой известный спор с аутентичниками по поводу исполнения музыки - можно ли Баха на фоно, и тому подобное.
Сдаётся мне, что тут у художника картбланш, который хорошо описан в старом советском мультфильме про мышонка, который спрашивал у прочего зверья, получит ли он признание. Зверьё протяжно отвечало "А ка-а-ак споё-о-ошь". У Гульда получилось, а у Синдерюшкина - нет. Кстати, любители этого фильма разделились сейчас даже не по принципу "Это плохо!" и "Это - хорошо!", а "Это ни в какие ворота не лезет" и "Ну, хороший фильм ничто не испортит... Сделали не так плохо, как я думал".
Дело в том, что мы имеем дело не просто с расцвеченным фильмом, а фильмом отредактированным. В нём убыстрена закадровая речь Копеляна за счёт уничтоженных пауз, сняты некоторые реплики, изменён "фирменный тип" заставок и титров, обрезали картинку под новый формат киноэкрана, но всего важнее - удаляли и купировали фразы в диалогах и паузы в речи, etc. Эти отличия как в телеграмме "Я люблю тебя. Серёжа" и "Я люблю ебя. Серёжа".
Фильм изменён.
И тут встаёт самый главный вопрос: зачем? Никакой отчётливой концепции я в этих изменениях не вижу, зато вижу распространённый ход множества исполнителей: они вносят в работающий механизм какие-то изменения, чтобы оправдать свою зарплату и собственно существование. Так случается и с переводчиками, которым нужно максимально уйти от уже имеющихся переводов (и они меняют находки прошлого на сомнительные приобретения), так случается и с людьми, ремонтирующими квартиры, что норовят приделать к потолку какую-нибудь декоративную балку или пустить вдоль стены стальную полосу (вот, дескать, хозяин, какую интересную штуку мы удумали). И на вопрос "зачем?" никто внятного ответа не даёт. А ведь "Зачем?" - это вообще главный вопрос не только кино, но и всей человеческой жизни.

Однако сказанное выше - лишь зачин, потому что только дураковатый человек выпустит пар, закричит-забьётся и тем и окончит свои размышления. Из феномена раскрашенного Штирлица вообще-то многое можно извлечь - как, кстати, сделал Вадим Нестеров, сказав о критической величине  исторической дистанции между нами и Отечественной войной, после которой уже "можно всё". А можно ещё вывести некоторую социологию, изучить фольклоропорождающие силы (отчего одни явления вызывают шквал анекдотов, а другие - нет). Можно попытаться понять, отчего изначально фантастичные явления искусства вдруг превращаются в источник исторических сведений. Ну уж куда без рождения феномена гламурного фашизма... Но меня больше интересуют проблемы собственно искусства, то есть поведение артефакта при операциях над ним.

Чудесные примеры, что всплыли в ходе обсуждения, это:
- раскрасить, чтобы смотрела молодёжь. Это пример несостоятельный: та молодёжь, что посмотрела бы этот фильм, посмотрела бы его и  в чёрно-белом варианте, а та, что не посмотрит - не посмотрела бы ни в каком. Фильм этот сакрален для старшего поколения, а горе той церкви, в которой для привлечения публики разрешают курить и целоваться в углах.
- античные статуи были раскрашены, а сейчас мы их воспринимаем только белыми (это отчасти правда - многих воротит от аутентичной раскрашенной античности). Но произведения античного  искусства возвращались в художественное пространство особым образом: не  сказать, чтобы "Семнадцать мгновений весны" пролежали в земле тыщу лет, а потом изумлённые зрители увидели, что с плёнки слинял исконный цвет. Тут всё произошло стремительно.
- этот фильм - квинтэссенция тоталитарного мира,  туда ему и дорога - как в известном присловье "покрасить и выбросить". Я тут наблюдал такое обсуждение, которое меня изрядно повеселило - совершенно в духе "Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст". Только отчего-то выводилось, что уж если человек любит фильм про Штирлица, то уж непременно станет если не доносчиком, то рабом. Всё это решительные глупости, но между делом подтверждают важность  фильма   в культурном пространстве. Да, "Семнадцать мгновения весны" не "Пятая печать", не "Пепел и алмаз" и не "8 1/2". Но он что-то вроде Манникен-Писа в Брюсселе: хер его знает, что за скульптура, но уж который год ссыт на радость людям. Время от времени на него одевают какую-нибудь фигню, но не надолго.

Извините, если кого обидел.