Мы шли забирать посылку из-за границы. Надо сказать, что не знаю, как Синдерюшкин, но я испытывал благоговение к посылкам из-за границы с давних времён. Тогда эти посылки передавали уехавшие, казалось, навсегда, люди. Это были приветы будто с того света. Что, ты дорогой читатель, не будешь испытывать благоговение к посылке из царства теней, где Дант и Вергилий, где Рабле и Дидро, Давид и Голиаф, не помню кто ещё? Будешь. Будешь-будешь. Вот и я испытывал.
Ну и дребезжащее бормотание стариков "Эта чашечка хранит тепло рук Анатолия Сергеевича" добавляло. Посылка была вовсе не мне, а другим каким-то доживающим своё старикам, что коротали век без статуи Свободы. Они жили неподалёку, у Трёх вокзалов. Отчего именно я должен служить курьером на этом отрезке - было непонятно. Но только длина пути примиряла меня с участью заложника.
Мы поднялись по гулкой лестнице старого подъезда (впрочем, довольно чистого) и позвонили в дверь. Открыла дверь несколько пыльная старушка, хотя по телефону со мной говорил довольно задорный девичий голос.
В руках у меня оказался увесистый пакет из крафтовой бумаги, и дверь мгновенно захлопнулась. Я демонстративно стал нюхать этот пакет, а Синдерюшкин смотрел на меня, как смотрит двоечник на отличника, только что получившего двойку.
- Ничего там такого нет.
- Ты себя не успокаивай. Так всегда говорят, когда начинается сюжет, в котором мы будем бежать по крышам вдоль Сретенки, а в нас палить какие-нибудь люди в костюмах. Причём тебе-то хорошо, ты сразу рухнешь с крыши, а я буду долго страдать, прыгая как горный козёл, пока не оторвусь от погони.
- Вдоль Сретенки далеко не упрыгаешь.
Мы вышли из подъезда и двинулись по бульварам. Номер стариков, лишённых свободы не отмечал и это меня начало раздражать. Таскаться с увесистым свёртком мне не улыбалось, а Синдерюшкин гудел над ухом о жизненных предназначениях. Дауншифтеры обступали нас - двое из них, несмотря на холод, играли на скамейке в шахматы блиц, гулко стуча фигурами по доске, будто играя на барабанах. Один дауншифтер пил пиво как горнист, а другой выгуливал кота на поводке.
Мы свернули с бульваров и начали движение к Курскому вокзалу. Телефон стариков по-прежнему не отвечал, и я начал злиться.
Такое я однажды видел. Приехал как-то ко мне друг-одноклассник из далёкого иностранного города. Он приехал с женой и привёз много всякой дряни, которую передавали престарелые родственники оттуда престарелым родственникам сюда. Родственники отсюда, впрочем, платили той же монетой. Оттуда ехал шоколад, облепленный печатями того раввината, а туда - нашего. Одну из посылочек надо было передать здешнему человеку Лазарю Моисеевичу. Друг ушёл гулять, и в этот момент у меня зазвонил телефон.
- Здравствуйте. Я хочу слышать Зину - сказали в трубке.
- А Зины нет. Она будет вечером.
- Но как же я получу свои лекарства? Я, конечно, никому не хочу причинять неудобства, но мне нужны мои лекарства.
- Заезжайте, и я вам их отдам.
- А… Хорошо. К вам?
- Ко мне.
- А как же Зина? Вы её хорошо знаете?
- Хорошо. Она жена моего друга.
- Я её совсем не знаю. А вы знаете Раю?
- Нет. Раю я не знаю совсем. Давайте я объясню вам дорогу?
- Дорогу?
- Ну, да.
- Это к вам дорогу? То есть вы хотите сказать, что лекарства можно забрать без Зины?
- Ну, да.
- Объясните-объясните.
- …Ну, вот вы выходите из метро и начинаете движение от центра, сразу видите длинный металлический забор, свернёте направо - а там на углу написано "Ломбард". Вам - в соседний дом. Почтовый адрес вот такой…
- А из этой станции разве всего один выход? Я слышал, что два.
- Нет-нет, один.
- Н-нда. Это ужасно сложно. Значит направо, и до ломбарда?
- Да.
- В соседний дом?
- Да.
- А код у вас точно работает? Ведь если он не работает, если он испорчен и не открывается, мне придётся вернуться без лекарств. А мне очень нужны эти лекарства. Я не хочу причинять вам неудобства, но мне это очень важно. У вас действительно нажимается одновременно?
- Ну да.
- Это не домофон?
- Нет.
- А когда вы хотите, чтобы я приехал?
- Да когда вы хотите. Только позвоните сначала, чтобы кто-нибудь дома был.
- А завтра?
- Давайте завтра.
- Утром или вечером?
- Ну, давайте утром.
- Нет, утром я не могу.
- Ну, давайте вечером.
- Вы что? Я не могу вечером, вечером я сильно устаю. Мне нужны лекарства. Вы знаете, как у меня болит голова?
- Ну, хорошо, когда вы хотите приехать? Днём?
- Вы меня, что, не поняли? Я пожилой человек, мне восемьдесят лет. Я не могу ездить никуда.
- Э-э-э…
- Пожалуй, приедет мой сын. Объясните ему, как к вам добраться.
- Хорошо.
Голос в телефонной трубке стал тише, но всё же были слышны крики: "Миша, Миша!" - "Я никуда не поеду!" - "Нет, ты поедешь!" - "Я никуда не поеду!" - "Миша, мне восемьдесят лет!"… Я слышал, как голоса гаснут, исчезают. В трубке воцарилась тишина, лишь время от времени что-то потрескивало.
Я выждал пять минут и положил её в гнездо зарядного устройства.
Вот героям Рабле было хорошо. У них было, кому носить пожитки. Проблемы свёртков их не занимали - под эти мысли я курил у пригородных касс, пока Синдерюшкин покупал билеты. Есть в путешествии такая беда - тревога за чужую вещь, за бессмысленный аленький цветочек, что помнёшь - и не будет тебе счастья.
Извините, если кого обидел.